— Да так, отче, это я про себя, — отмахнулся Андрей и сплюнул от непритворного огорчения. — И что за невезуха пошла?! Шкуру волка с Проклятых гор не ободрал себе трофеем, а с этого шкуру уже не снимешь. Обратно в человека перекинулся, падло!
— Тебе не надо было святой меч вынимать из раны, брат-командор! — со знанием дела тихо проговорил за спиной Грумуж. — Дождаться утра, когда живой волкодлак обратно человеком становится, а мертвый навечно в шкуре своей поганой застывает….
— Да кто знал! — Андрей пожал плечами, краем глаза наблюдая за столпившимися крестоносцами.
«Во, как смотрят?! — с удовлетворением он крякнул. — Ловко я про того волка ввернул, пропиарился, пиараст хренов — у всех рожи махом вытянулись, хотя куда уж больше. Велемир ведь говорил, что этот мутант, которого я по дури завалил, в здешних местах страху нагонял немало. А тем весомей станет мне почет и уважение среди крестоносцев. Хотя опять же вопрос вырисовывается — а оно надо?! Нас тут и так неплохо кормят».
— Меч у тебя святой, брат-командор, и недаром тебя нашел. Недаром, — еще раз пробормотал священник, задумчиво глядя на оборотня. И скомандовал обступившим его и Андрея со всех сторон крестоносцам ясным и звучным голосом, властно:
— В яму волкодлака сего немедля кинуть и осиновый кол в грудь забить, дабы эта погань снова не поднялась. И камнями закидайте! Нет, постойте! В яме костер разожгите, хвороста побольше накидайте — спалим поганца! А потом засыплем и кол в останки вобьем!
Крестоносцы разом очнулись от столбняка, засуетились, собирая сушняк. Грумуж и Велемир с некоторой опаской склонились и, крепко взяв оборотня за ноги, собрались поволочь его к яме.
— Постойте! — от хлесткой команды они остановились и вопросительно посмотрели на Андрея, а тот наклонился над телом и протянул руку к золотому поясу.
— Постойте, брат-командор, — тут же встрял священник. — Зачем вам брать этот бесовский пояс?!
— Вместо шкуры, — отрезал Андрей и уже приготовился расстегнуть замысловатую пряжку из тусклого желтого металла. Дороговатую вещь носил на себе ученик колдуна.
«Как же эта штука работает? Нужно будет потом разобраться…»
— Постой, сын мой, — отец Павел извлек небольшую баклажку и вытащил из нее пробку. — Сними пояс, но голыми ладонями не трогай. Через тряпицу снимай. Я его святою водою окроплю.
Андрей кивнул, взял протянутую Грумужем тряпку и после нескольких секунд легко расстегнул ремень. Чуть дернул рукой, вытаскивая его из-под мертвого тела. Отец Павел тут же склонился над поясом, стал читать молитву, потом побрызгал водою из баклажки.
— Ну и дела, — только и сказал Андрей, разглядывая тонкие струйки дыма, что вились от тусклого золота, распадаясь на клубки.
— Вот видишь, брат, что святая вода делает?! — Отец Павел выпрямился и торжествующе посмотрел на него.
Андрей усмехнулся:
— Еще одна проверка не помешает, — и прикоснулся к поясу своим клинком. Процесс изгнания колдовства пошел по новой. Но дымок выполз вяловато и тут же прекратился.
— Остаточные явления, — пробормотал Андрей и попросил священника: — Ты его снова полей.
Старик еще раз побрызгал святой водой, но ничего больше не случилось. Андрей для дополнительной проверки снова пустил в ход клинок, но результат был аналогичным.
— Теперь можно и взять, — разрешил священник, и Андрей поднял пояс. Тяжелая оказалась вещица, склепанная из золотых пластинок, покрытых вычурными узорами каких-то непонятных рун и узоров.
— Ты все же не носи эту гадость, брат-командор. Лучше…
— Ее пустить в переплавку, а золото сбыть пану Сартскому? — Андрей зло сплюнул и шепотом на ухо старику добавил: — Для него оно как раз будет — все ему и вернется!
— Ты думаешь…
Священник вскинулся, но тут же осекся. Взгляд стал твердым, как клинок, он буквально пронизывал Андрея.
— Я не думаю, брат Павел. Я это знаю, — тихо, но веско произнес Андрей, скривив губы в недоброй улыбке.
— Тогда зло должно вернуться обратно тому, кто его выпустил…
Старик сгорбился, будто взвалил на свои плечи мешок с непосильной ношей, и пошел к яме, в которую крестоносцы уже натаскали груду хвороста. Туда же отволокли и голое тело оборотня, с размаху бросили на сушняк и тут же запалили факелами с четырех сторон.
Огонь резво принялся за дело, практически не давая дыма. Жар от пламени вскоре стал сильным, и крестоносцы отошли от костра. И когда огненные языки добрались до тела, то повалили клубы черного дыма.
Мертвое тело оборотня словно ожило в пламени. Глаза открылись, губы зашевелились, как будто он читал заклинания или изрыгал проклятия, кулаки сжались.
— Молитву, — отец Павел вскрикнул, поднимая над огнем крест, — молитву громче читайте!
Его окрика не понадобилось, оторопевшие орденцы сами стали громко читать молитву. Огонь тут же разошелся, дым пропал, и тело стало исчезать, таять, пожираемое огромным покрывалом пламени.
И тут же где-то рядом раздался пронзительный волчий вой, леденящий душу даже у храбрецов. И разом замерли сердца, а руки непроизвольно ухватились за оружие…
— Ваша светлость! Угры! Десятка три! В двух верстах от нас, словаки с ними бьются на склоне!
«Синий» осадил коня, лицо дышало молодой отвагой. Глаза лихие, с видимой, не затухшей от скачки обидой — товарищи в схватку кинулись своих выручать, а его в который раз за помощью отправили.
— Тридцать всего?! — Андрей на секунду задумался и тряхнул кудрями: — Мой шлем, Арни! Мы атакуем, братья!