Крестоносец из будущего. Командор - Страница 54

— С весны сюда придут полсотни белогорских лучников и будут у тебя до зимы, меняясь каждые три месяца. Кроме «копья» Райтенберга отдам вам десяток белогорских «синих», и еще столько же соберем с тех местных селян, что без панов остались. — Андрей небрежно перечислял, наблюдая краем глаза, как вытягивалось лицо рыцаря. — Тут три сельца мне напрямую присягнули, а в них тысяча душ живет, не меньше. И еще сотню лучников они обязательно выставят, только подождать нужно, пока их обучим. Брат Павел, надеюсь, уже поведал тебе, как мы белогорских крестьян на орденскую службу призвали?

— Да! — Вацлав склонил поверженно голову. — Вдохнул ты новую жизнь в орден, брат-командор! Хотя до сих пор в голове не укладывается, как паны, тот же Сартский, не попытались тебе воспрепятствовать. Ведь тисовые длинные луки и арбалеты под запретом!

— Так не крестьянам же их даем, а новым орденским «серым». — Андрей пожал плечами. — Все по закону — они несут службу, причем поголовную для молодежи, и потому имеют полное право на такое оружие. И ты, — он похлопал по плечу рыцаря, — на этих селян рассчитывай, да и словаки в случае чего помогут. У наших новых вассалов семь «копий», да ополченцев могут выставить до трех сотен. Последних мы взятыми угорскими луками и нашими арбалетами вооружим. Благо недостатка в них сейчас здесь нет — мы почти две сотни угров насмерть побили, пока сюда шли. С десяток возов оружием так нагрузили, что кони еле-еле поволокли.

Андрей усмехнулся краешками губ, глядя, как просветляется исхудавшее лицо брата Вацлава, что вступил в орден еще до Каталауна. Наверное, с той еще поры рыцарь не слышал столь приятных и обнадеживающих слов, подкрепленных делами, конечно. А так ну очень многое крестоносцам обещали церковники и местные светские владыки, вот только обещанного три года ждут по поговорке, а в жизни этот процесс может растягиваться по времени надолго, вплоть до вечности, которая, как в песне поется, у солдата впереди.

— И запомни, брат Вацлав, — Андрей остановился, как бы подчеркивая весомость того, что будет сказано вслед за этим, — хватит нам тут только отбиваться. Пора в наступление переходить! Твой замок в самом конце долины, так?! А в начале что?

— Там два замка, — рыцарь указал со стены на запад, — один в трех, другой в семи верстах. Пока словаки их держали, в долине более-менее хлеб растили. Но первый угры штурмом взяли, а второй пан Казимеж сам оставил и людей увел. Ему за горами пан Завойский под Старицей земли отдал.

— Подручным стал… — Андрей скривил губы в усмешке, а Вацлав на это пожал плечами, как бы заметив: «Зачем осуждать человека, что десять лет в одиночку держал вход в долину? Он выбрал для своей семьи жизнь, пусть и придется ему ходить в панских приживальщиках».

Но ответил рыцарь иное:

— У нас просто нет сил. В замке со мною только девять воинов, старик да брат с сестрой, совсем молодешеньки приблудились. Даже с помощью, что ты обещаешь, мы те два замка не удержим. Тем паче один долго восстанавливать придется, да и второй не в лучшем виде — ворота выбиты, башня частично порушена уграми.

— Хреново! Но попробовать нужно, — только и ответил Андрей. — В горах народ теснится без толку, жрать нечего, голод за глотку возьмет, если не в этом году, то в следующем. С Белогорья много не навозишь, да и денег у нас почти нет. Помощь вряд ли будет, ну, может, несколько рыцарей в орден вступят. А потому, брат Вацлав, нужно надеяться только на себя, на свои ресурсы… И думать… Хорошо думать, как все устроить…

Андрей отвернулся и надолго замолчал. Говорить дальше было не о чем — ничего хорошего в будущем орден не ждало. Так, трепыхание долгое, что и конвульсиями не назовешь, но и полноценной жизнью тоже. Борьба за существование, короче, и тяжкий камень на шее в виде закарпатских земель, что живьем поедаемы воинственными и многочисленными уграми.

Молча стояли рыцари на башне — Вацлав не мешал размышлениям командора о делах, Андрей же с напряженным вниманием следил за Милицей, что вышла прогуляться во двор, погреться в последние теплые деньки уходящей осени. Ведь ее ждет холодная зима в каменных замковых стенах…

— Забери пани с собой, брат-командор! — Вацлав словно прочитал его мысли, но голос был просящим. — Не гоже Милице в нашем замке зимовать, зачем ей здесь страдать, да и нам тоже…

— То есть как это понимать прикажешь?

Андрей удивился сказанному, и особенно тому, что рыцарь не договорил, умолчал. Лицо брата Вацлава внезапно ожесточилось — с таким видом обычно режут правду в глаза.

— Несчастье она одно приносит. Мыкается по замкам, как ей родичи в приюте отказать могут?! — Вацлав хмуро говорил, опустив голову и не глядя Андрею в глаза. — А горе-злосчастье следом идет — то замок угры возьмут, то еще беда какая-нибудь случится. В последнем, говаривали, после ее появления то ли мор случился, то ли еще какая напасть… Даже священник Богу душу отдал, а их и так мало у нас осталось… Не идет никто на верную погибель… Судачили о том, что он в нее влюбился и не смог побороть искушения… Прости Господи! — Вацлав торопливо перекрестился и, как показалось Андрею, еле удержался от того, чтобы не сплюнуть через плечо. — И замуж потому ее не берут — трижды выходила, и все супруги сгибли. Вот так-то, брат-командор! Забери ты ее от греха подальше. К пану Сартскому отправь, он ей дальним родичем приходится! Пусть приют даст…

При упоминании имени заклятого недруга голос Вацлава чуть задрожал от радости, а глаза сузились, будто несбыточное желание осуществилось — и теперь Сартскому придется расхлебывать все подлянки судьбы, что привезет ему несчастная пани.